Ислам

22 октября в Москве прошел круглый стол мусульманской общественности, посвященный проблеме исламофобии, которая на протяжении двух последних десятилетий остается крайне актуальной для России. Особенно ее значение возросло на фоне заявленного Кремлем в 2003 г. курса на сближение с мусульманским миром.

Обсуждение данной темы велось, прежде всего, в контексте выборов, фактора «силовиков» и СМИ. В нем приняли участие Д. Халидов, О. Джемаль, А. Азимов, Ф.-А. Ежова. Представляем вашему вниманию стенограмму круглого стола. Видео-версию смотрите на сайте IslamTvRu.

Абдулла Ринат Мухаметов. Ассаляму алейкум ва рахматуЛлах! В эфире совместный проект независимого исламского информационного канала Ислам.Ру и первого русскоязычного Интернет-телеканала ИсламTv.Ру. Смотрите и читайте нас на www.islam.ru и www.islamtv.ru. Мы продолжаем серию круглых столов, посвященных актуальным проблемам развития Ислама в России.

Тема сегодняшней беседы - «Исламофобия в России: факторы «силовиков», выборов и СМИ». Представляю участников круглого стола: сопредседатель Российского конгресса народов Кавказа, глава Центра этнополитики и Ислама Деньга Халидов (Д. Х.); заместитель главного редактора журнала «Смысл» Орхан Джемаль (О. Д.); политолог, исламовед, советник Совета муфтиев России Ахмад Азимов (А. А.) и журналист, публицист, правозащитник Фатима Анастасия Ежова (Ф. А.). Ведущий сегодняшней встречи Абдулла Ринат Мухаметов (А. М.), руководитель информационно-аналитического отдела Ислам.Ру.

Вся современная история России - эпоха «ельцинских реформ» и «путинской стабилизации» - во многом прошла под знаком исламофобии. В 90-е за ней зачастую стояли «либералы-рыночники», в 2000–е этим увлекаются «силовики-державники». Причины появления проблемы исламофобии, ее генезис и пути решения и хотелось бы сегодня обсудить с нашими гостями.

Деньга Шахрутдинович, на Ваш взгляд, в чем специфика и особенности исламофобии в России? Среди отечественных мусульманских аналитиков есть два мнения на данный счет. Одни говорят, что никакой исламофобии у нас, в принципе, нет, а то, что мы видим сегодня, - это элементы некой грязной политтехнологии, преследующей разные цели – от внутриэлитных разборок до стремления угодить Западу. Другие же настаивают, что исламофобия в некотором смысле присуща российской государственности. Ведь российское государство на протяжении всей своей истории постоянно воевало с мусульманскими странами, и это не могло не пройти бесследно. Вы что думаете по этому поводу?

Д. Х. Это очень обширная тема, но если не вдаваться в исторические подробности, то, характеризуя дореволюционную Россию, как государство, так и общество, я считаю, мы можем говорить об определенном уровне толерантности и минимум исламофобии. Ислам рассматривался как терпимая религия, с которой считалось необходимым налаживать более-менее нормальные отношения. В советское же время в целом была антирелигиозная политика, поэтому об исламофобии в тех условиях говорить нельзя.

Исламофобия появилась у нас в начале 90-х годов прошлого века. Это порождение последних 10-15 лет. Она сознательно провоцировалась определенными силами. На мой взгляд, это было частью глобальной стратегии, которая активно стала внедряться Западом после крушения советской системы. Западному обывателю надо было придумать новое зло, идентифицировать образ врага, чтобы с помощью политических технологий, новой, срочно разработанной, идеологемы контролировать массы и указывать, против кого надо всем дружить. На такую роль в силу разных причин выбрали, в конце концов, Ислам.

В России представители либеральных кругов, ориентированные на Запад, методично, изо дня в день стали внедрять эти пиарные разработки в массы, всячески дискредитируя Ислам как религию, как образ жизни, как мировоззрение. Выстраивался такой ассоциативный ряд, в результате которого у обывателя на подсознательном уровне закреплялись антимусульманские стереотипы.

Данная пропаганда не могла пройти мимо. В результате мы сегодня имеем то, что в массовом сознании Ислам ассоциируется исключительно с негативом. В этой связи приходится часто убеждать и экспертов, и молодежь, и русских патриотов, и сотрудников силовых структур в том, что их представления о нашей религии зачастую серьезно искажены.

А. М. Орхан, Вы согласны с тем, что исламофобия в России – это исключительно экспортный продукт, закинутый нам с Запада?

О. Д. Между исламофобией 90-х и нынешней, на мой взгляд, есть большая разница. Первая не имела внутренней природы, внутреннего основания. Источник ее был, действительно, вне России. Говоря прямо, исламофобия 90-х годов – это в основном отражение арабо-израильского конфликта. Лоббисты сионистских методов решения данной проблемы и запускали у нас исламофобию.

Но в 2000–е природа исламофобии в России сильно изменилась. Сейчас она имеет внутреннюю специфику, внутренних субъектов, которые ее разыгрывают. Современная исламофобия неразрывно связана с более широким явлением, которое условно можно назвать русским национальным проектом.

Не существует исламофобии как таковой, в отрыве от остальных политических процессов. Есть большое ксенофобское поле, связанное с отторжением всех выходцев с юга – закавказцев, среднеазиатов, уроженцев Северного Кавказа. Исламофобия – часть этого явления.

Зачем запускается этот проект, достаточно понятно. Это политтехнологическая схема, которая является действенным элементом мобилизации общества. Три года, условно говоря, национал-державная идея, частью которой является исламофобия, была самой эффективной сплачивающей технологией. Именно под нее при минимальных вложениях было возможно собирать огромные демонстрации, марши. Именно под нее начинали работать журналисты по собственному почину, а не потому, что им кто-то заплатил.

Поэтому, если говорить о противодействии исламофобии, то надо осознавать, что она - лишь часть чего-то более широкого. Нельзя противопоставлять себя отдельным элементам, не выступая против целого.

Но, чтобы противодействовать, надо понять, что у русского национального проекта имеются и свои издержки. Да у него есть несомненные плюсы, он в чем-то эффективен, действительно работает, сплачивает, но есть и минусы.

Очевидно, что проект неоднороден: на одном его полюсе, самом брутальном, маргинальном, стоят русские расисты, которые говорят о принципе крови и чистоте нации; на другом – скажем так, «цивилизаторы». Последние говорят о том, что те, кто готовы подписаться под руководящую роль русского народа в формировании местной цивилизации, могут рассматриваться как свои вне зависимости от того, кто они по рождению.

Здесь есть очень любопытная вещь. К цивилизаторской ветви примыкают весьма крупные политические деятели России. В одном из документов, который озвучивал зам главы Администрации Президента РФ Владислав Сурков, которого никак нельзя назвать кровавым расистом, прозвучала мысль о приоритетной роли русского народа в формировании российской цивилизации.

В принципе, кажется, что «цивилизаторская» версия русского проекта позволяет примкнуть к нему кого бы то ни было. Но сложность в том, что становым хребтом русской цивилизации является Православие.

Отсюда получается, что этот, вроде как наиболее адекватный, подход среди национальных проектов является достаточно исламофобским. Ведь неважно, кто ты – татарин, азербайджанец или узбек, но ты должен понимать руководящую и направляющую роль Православия. Соответственно, твои исламские вероубеждения могут быть лишь неким частным делом, а еще лучше конвертироваться, креститься в Православное христианство.

Если с расистами все понятно – их подход однозначно подразумевает некий сброс огромных территорий, замыкание в узком поле русского этнического ядра, в силу чего они неприемлемы государственниками и властью, то «цивилизаторы» оставляют определенную лазейку для этнических окраин в виде признания верховенства русского начала, чтобы примкнуть к проекту. Но в любом случае понятно, что думающая часть мусульманского сообщества, интеллигенции национальных меньшинств не готовы принять диктат и навязывание лидирующей роли русских в какой бы то ни было форме. Последнее, конечно, вызывает отторжение окраинами, что является основной издержкой «цивилизаторского» проекта.

Важно отметить и то, что сохранить русскую цивилизацию именно в форме русской без сброса «балласта» в виде национальных окраин, просто невозможно. А это означает понижение России в статусе на международной арене. Именно в эту точку и надо бить, чтобы противостоять исламофобии и способствовать выходу страны из кризиса.

А. М. Спасибо, Орхан, мы позже еще вернемся к этой крайне важной и интересной теме. Ахмад, у меня вопрос к Вам. Вы на днях вернулись с конференции сотрудников правоохранительных органов. Из чего исходят силовики в своем отношении к Исламу? Не кажется ли Вам, что там ощущается явный, просто вызывающий недостаток элементарных знаний об Исламе, который зачастую порождает исламофобию?

А. А. Сложно дать обобщающую оценку всем силовым ведомствам. Есть те, которые не имеют вообще никакой информации об Исламе и жизни мусульман России, есть некоторые сотрудники силовых структур, которым присуща исламофобия, у других она не присутствует.

Нельзя, я считаю, вообще говорить о том, что исламофобия доминирует в нашем обществе. Я здесь хотел бы вернуться немного назад, к тому тезису, что в 90–е годы исламофобия не имела внутренних причин. Достаточно вспомнить конфликт на Кавказе, чтобы понять, что это не так. И для обывателей, и для элиты во многом идеологией противника был Ислам. Соответственно, это не могло не породить антимусульманские настроения практически во всех слоях общества, которое, кстати, далеко не все заражено исламофобией.

Это плавно перешло в современный период. Плюс к ним добавляются те технологии, о которых говорили предыдущие выступающие. Причем активизация их прямо пропорциональна приближающимся федеральным выборам и прошедшим региональным.

Политическая элита формируется не с другой планеты. Эти люди выходят из нашего общества. Туда попадают лица, у которых могло быть негативное отношение или к Исламу, или к отдельному мусульманину, с которым у них был конфликт, или кто-то потерял родного или близкого на чеченской войне.

Здесь надо понять следующее. Власть у нас – не идеологическая. У нее нет четкой линии по отношению к Исламу и мусульманам. Она руководствуется в основном тактическими соображениями, и не в ее интересах, как мне кажется, рост исламофобии в российском обществе. Это подтверждает политика Кремля на протяжении всего периода правления Путина, за исключением первых лет, когда конфликт на Кавказе переживал острую фазу.

По крайней мере, публично власть достаточно активно борется с ксенофобией. Здесь же можно вспомнить массу заявлений Путина о сближении с исламским миром, достаточно жесткое пресечение попыток опубликовать карикатуры на Пророка (мир ему) и т. д. Исходя из того, что говорилось по поводу обсуждаемой сегодня темы, и надо делать оценки. Я считаю, что у власти есть желание минимизировать рост исламофобии.

А. М. Да. Но тут возникает вопрос, не только у меня, у многих мусульман. Постоянно Путин, Лавров и др. делают громкие заявления о дружбе с исламским миром, предпринимаются какие-то действия, Москва вступает в ОИК. В то же время на центральных государственных телеканалах ежедневно крутят сериалы «про злых мусульман», ежедневно мы слышим: «исламские террористы», «экстремисты», «исламисты». Фатима, как это понять? Что Путину нет до этого дела, или он не контролирует телевидение или, может быть, туда прониклись вражеские элементы? Как Вы все это можете прокомментировать.

Ф. Е. Сегодня мы обсуждаем не только то, кто виноват в исламофобии, но и, что нам, мусульманам, делать. Я как исламская журналистка много «воевала» с разного рода исламофобами и даже выделила несколько групп, враждебно настроенных к Исламу, либо априори, либо в силу каких-то обстоятельств.

В этой связи мне видится крупная ошибка многих мусульманских СМИ и организаций в восприятии происодящего. Тут надо напомнить высказывание имама Али о том, в чем разницу между истиной и ложью. Когда его спросили, как отделить одно от другого, он приложил четыре пальца между ухом и глазом и сказал: «То, что вы видите, - это истина, а большая часть того, что вы слышите, - ложь».

Мусульмане излишне реагируют на слова и слишком мало - на то, что происходит в действительности. Гипертрофированное значение предается каким-то заявлениям, ходам («сказал Путин», «заявил Лавров», «выступил лидер ХАМАС», «призвала Хизбулла»); информации об официальных встречах одного президента с другим; разговорам о том, что «идет сотрудничество», «налаживаются контакты» и т. д. Постоянно муссируются какие-то слова, которые имеют, как правило, характер всего лишь дипломатической вежливости.

При этом то, что где-то кого-то мусульманина избили, убили, украли, закопали, что где-то женщина в хиджабе и десяти метров пройти не может – игнорируется. А ведь это то, что видят наши глаза.

Мы предпочитаем слышать, но не видеть. Причем хотим, безусловно, слышать то, что нам приятно. В этом я вижу серьезную ошибку и инфантильность мусульман России. Последние, опираясь на позитивные заявления, считают, что чего-то могут изменить, на что-то в силах повлиять в коридорах власти.

Однако на самом деле, на мой взгляд, в случае различных заявлений о дружбе с исламским миром речь идет о разборках внутри власти, которые используют мусульманский фактор, русский национализм и все что угодно в своих целях. По сути дела, слова эти ничего не значат.

Исламофобия же, о которой мы говорим, имеет другую природу, и мусульмане никак не могут на нее повлиять, поскольку исламского лобби (я подчеркиваю – исламского, а не лобби, представляющего интересы какого-то конкретного мусульманского народа) нет. Мы мало, что может противопоставить антиисламским силам, которые сформировались в 90-е и укрепляются сегодня.

Бывают редко, слава Аллаху, приятные исключения, как в деле Степаненко. Но в основном, кто бы, что бы не писал, куда бы не обращался, результата никакого нет. Исламофобия на нет не сходит и даже усиливается.

А. М. Деньга Шахрутдинович, Вы согласны с Фатимой? Вы видите несоответствия реально происходящего внутри страны и громких приятных слуху заявлений?

Д. Х. Правильно было отмечено, что на уровне самого высшего руководства страны раздаются весьма позитивные и приятные заявления, делаются даже некоторые конкретные шаги по укреплению связей со странами исламского мира. Здесь важную роль, конечно, играет интерес ВПК, сказывается геоэкономический и геостратегический фактор. Но эту линию проводит только часть политэкономической и административной элиты страны.

Вместе с ней, есть и очень значительное ядро в политической и особенно медийной системе страны, которое работает на тот сценарий, когда, с одной стороны, Кавказ палестинизируется – т.е. бесконечная война всех против всех («ваххабитов» с «суфиями», одних народов с другими, радикалов с милицией и т. д.), – а с другой, - идет «израилизация» России. Страна превращается в форпост борьбы с «темным, невежественным, исламизированным югом».

Под такой сценарий пытается выстроить Россию вполне конкретная группа лиц, которые очень быстро находят общий язык друг с другом. Это западноориентированные силы, открыто или скрыто. Они видят Россию часть западного мира, смиряясь с тем, что ей отведена вышеописанная геостратегическая функция «пушечного мяса» в борьбе с миром Ислама и, может быть, в перспективе с Китаем.

Проблема сегодня осложняется также тем, что и русские патриоты, о чем говорил Орхан, рассуждая о цивилизации, опирающейся на Православие, берут на вооружение антиисламские лозунги. Для мусульман в России они видят роль не более, чем терпимого меньшинства.

В наших городах сегодня в разы меньше мечетей, чем в Лондоне, в Париже, в Берлине и т. д. Получается, что Европа демонстрирует больше терпимости, чем Россия. У нас люди тысячами молятся на газетках и в дождь, и в холод, и ветер – простужаются потом. Вы сами все это прекрасно знаете, не раз, наверное, здесь присутствующим самим приходилось это испытывать на себе.

Исламофобия уже стала внутренним фактором. Ей не нужна внешняя подпитка. Внутри страны есть лица, силы – некая «партия» (она не консолидирована – это конгломерат разных групп), которые загоняют мусульман в маргинальную нишу. И на этом фоне, как правильно отметила наша гостья, мы берем за «чистую монету» красивые заявления.

Да, их авторы зачастую принимают важнейшие государственные решения, но они не могут дойти до каждого чиновника. Ими даются общие посылы, скажем, силовым ведомствам. Но те работают, как корпорации по своей логике, зачастую заряженной исламофобией.

Мы говорим на данный счет с лицами, ответственными за связи с общественностью в МВД. Они понимают проблемы, отмечают необходимость просветительских акций с сотрудниками правоохранительных органов, в том числе об Исламе.

Но следует учесть и психологические особенности служилого люда. Все они привыкли руководствоваться стереотипами, а в отношении мусульман те прочно сформировались: рано утром идешь в мечеть – экстремист, и ничего не докажешь. Никакая конституция, закон уже не работают. По определенным маркерам определяют «радикалов» и начинают «грузить» родных, близких. Разгорается нескончаемая борьба.

И мы, эксперты, включенные в различные структуры, серьезно можем помочь тому же Совету муфтиев России, который пока не очень активен в данной пространстве, нейтрализовать в большой степени этот негатив.

А. А. Хочу уточнить - есть работа корпорации, а есть государственная политика. И не нужно ждать пока кто-то займется проблемой исламофобии и пригласит экспертов. Давайте работать. Та же проблема недостаточного количества мечетей в России и их большого количества в Европе – это не исламофобия, а неорганизованность мусульман. Посмотрите, как прекрасно устроены структуры наших европейских братьев. Отсюда понятно, почему у них меньше проблем с мечетями. Давайте учиться, а не сетовать на кого-то.

Что касается исламофобии на государственном уровне. Мы слышали, что, если девушку не пропустили в хиджабе, то ответственность надо возлагать чуть ли не на самое высшее руководства государства. Все-таки давайте не будем столь категоричны. Деньга Шахрутдинович правильно отметил, что на более низких уровнях политика руководства страны зачатую понимается по-своему.

Приведу пример. На мероприятии в одном городе, посвященном терпимости, на которое я был приглашен, чиновник, курирующий не что-нибудь, а программу толерантности, долго и красиво рассуждал, а потом договорился до того, что ему очень неприятно слышать людей, которые разговаривают между собой не по-русски. Его это раздражает. В общем, по его мнению, ту молодежь, которая резко негативно реагирует на приезжих, можно понять. Раньше же нерусской речи не было, отметил он.

Где здесь государственная политика, а где ксенофобия или исламофобия отдельного чиновника? Государство дает программу толерантности, а на месте сидит такой вот бюрократ, который поведет ее так, как мы с вами уже догадываемся. Он будет отрабатывать деньги, делая, естественно, все наоборот.

Еще пример. Недавно я слышал по радио прекрасную программу о межнациональном мире. Она закончилась словами, из которых было понятно, что это госзаказ. И только передача закончилась - сразу же пошла новость о том, как представитель одной «нехорошей» национальности выкинул с пятого этажа жену и еще кого-то.

А. М. В общем, каждый толерантность понимает по-своему.

О. Д. Это довольно странный подход учитывать психологические особенности чиновничества или силовых корпораций. И те, и другие нуждаются в одном единственном – приказе, который неукоснительно должен исполняться. Психологические же особенности никого, кроме их жены и детей, никого не должны волновать. Это первое.

Второе. Что касается большого количества мечетей в Лондоне и их малого количества в Москве. Есть одна очень простая вещь – в Лондоне нет Совета муфтиев России. Там любая организация может зарегистрироваться и получить землю под свое культовое место. У нас же существует структура, которая признана государством, и власти не позволяют никаких альтернативных структур.

И третье. Когда мы говорим, что власть делает какие-то заявления, что власть у нас толерантна, давайте разграничим. Есть внешняя составляющая, как справедливо заметил Деньга Халидов. И Путин, если у него горит сделка о поставке самолетов в Малайзию, тут же хочет быть частью исламского мира; если перед ним стоит проблема давления со стороны США, он тут же рвется в ОИК, хотя бы в качестве наблюдателя.

Это никак не связано с отношением нашего руководства к мусульманам как таковым. Одно дело контакты, скажем, с Первезом Мушараффом, другое – отношения к простым людям, исповедующим Ислам в России. Время от времени Путин делает политкорректные заявления, но поверить хотя бы в толерантное отношение его к мусульманам мне лично сложно.

А. М. Ну это вопрос личного выбора и предпочтений. На мой взгляд, последнее время Президент вполне четко дает понять, что Ваша позиция, Орхан, сегодня уже не соответствует действительности.

А. А. Да, и любить нас никто не обязан. Если у нас проблемы, - это наша вина, прежде всего. Успехи тех же европейских мусульман объясняются как раз тем, что они не искали виноватых, а занимались решением конкретных вопросов.

Д. Х. Я хотел бы дополнить. В политической элите страны есть достаточно сильная «партия» лиц, которые хорошо понимают вредность антиисламской пропаганды и политики, опасность ухудшения отношений с мусульманским югом. И даже если кто-то из них в силу каких-то причин вдруг не любит мусульман, он все равно понимает, что те – граждане России, коренное население, и это нельзя игнорировать.

Но есть и другая часть элиты. Это упертые, убежденные исламофобы, которые связывают эту тему с проблемой Иерусалима, «Израиля», Ближнего Востока.

О. Д. Да, у нас есть профессиональные исламофобы. Это ни для кого не секрет. Например, г-н Игнатенко.

Д. Х. Есть еще и третья группа – многочисленная, но с очень слабыми возможностями влиять на политику. Они руководствуются в отношении мусульман теми стереотипами, что вы, мол, меньшинство, и будьте любезны проникнуться этим статусом «младшего брата».

Мне часто приходиться общаться с такими людьми. Я убеждаю их, что тот путь, на который они становятся, он не то, чтобы гибелен для России, но и не спасет ее от той беды, которая ей грозит.

А. М. Давайте перейдем сейчас к теме выборов. Проявляет ли себя здесь исламофобия? На мой взгляд, симптомы проблемы на лицо. Возьмем события в Питере, где в покушении на Матвиенко обвинили двух «исламистов», которые якобы хотели убить губернатора за то, что она женщина, а женщине негоже находиться у власти. Заодно они еще, как утверждают силовики, готовились вроде как совершать что-то нехорошее с гей-парадом. Дело сейчас разваливается. Или громкий подрыв поезда Москва-Петербург. Там снова обвинили чеченцев, «исламских террористов» из басаевского «Рияд ус-салихин». Даже в скандале вокруг громкого конфликта Наркоконтроля и ФСБ можно проследит некие нотки того, о чем мы сегодня говорим. Ходят устойчивые слухи, что в 2004 г. на отдел Наркоконтроля в Нальчике напал вовсе не пресловутый джамаат «Ярмук», а под его видом сотрудники соперничающей спецслужбы «накатили» на противника.

Меня интересует, на ваш взгляд, будет ли в ходе предстоящих выборов и парламентских, и президентских, в процессе сведения счетов между кланами использована «исламская карта», скажем так, по-крупному? Так, как это было в 99 году.

О. Д. На мой взгляд, соблазн велик. Я напомню, передача власти в 1999-2000 году шла именно на волне роста националистических исламофобских настроений. Это было великолепным мобилизующим рычагом, который фактически сплотил российское общество под тем брэндом, под теми преобразованиями, под теми персонами, которые вроде как намекали, что готовы защитить интересы русских, россиян.

В 2003 году также под националистическими лозунгами реализовался один из успешнейших политпроектов современной России – блок «Родина». Конечно, многие будут говорить, что это, мол, не так, основной у «Родины» была социальная, левая программа, а национализм все испортил. Неправда. Он изначально подразумевался.

Поэтому, конечно, есть большой соблазн включить эти механизмы - говорить об угрозе, требовать сплочения, просить пойти на жертвы принципами и идеалами ради борьбы со страшным общим врагом. Но, я не думаю, что сейчас есть все-таки такая необходимость, как была в 99 году.

А. М. Сегодня официальной пропагандой образ врага в основном олицетворен Западом...

О. Д. Но против Запада консолидироваться достаточно сложно.

А. М. Можно не на прямую против Запада. Есть Грузия, Украина.

О. Д. Кстати, антигрузинские настроения входят удивительным образом в тот же самый блок ксенофобии, что и исламофобия. Для рядового обывателя нет большой разницы мусульманин ли этот «нерусский» или нет. Когда выясняется, что кто-то грузин, православный, это уже не играет особой роли.

А. М. Вчера вот убили в Москве якута...

О. Д. Да. «Желтый», «косоглазый», «чурка»... Но возвращаясь к теме выборов, я добавлю, что сегодня раскручивать антиисламскую тему особой нужды нет. Послушность электората такова, что включать столь радикальные механизмы не будут, разве что захотят особого нестандартного сценария, под который потребуется аккумулировать мощнейший электоральный ресурс.

А. М. Ахмад, Вы, что думаете по этому поводу?

А. А. Согласен с Орханом. Вряд ли антиисламская карта будет использоваться политическими силами. Ситуация в стране другая. Все достаточно понятно, стабильно, и даже такую выгодную радикализацию никто себе не позволит. Ведущими партиями было, кстати, подписано специальное соглашение о недопустимости использовать ксенофобию в предвыборной борьбе.

Однако эта тема будет использоваться теми, кто в преддверии выборов намерен вовсе дестабилизировать обстановку, теми, кто нацелен на провоцирование настроений против режима, против нынешней власти. Зачастую эту будет делаться через своих агентов влияния среди чиновников, силовиков. Это совершенно очевидно.

Нам надо быть готовыми к такому сценарию. Новые антиисламские дела, провокации, активизация скинхедов и т. д. – вполне предсказуемо.

А. М. Фатима, Вам не кажется, что то, что происходит в Ингушетии – это попытка как раз разыграть «исламскую карту», повторить некое подобие 99 года, только в уменьшенном масштабе?

Ф. Е. У меня несколько иной взгляд на происходящее. Мне кажется, полнейшего дубля, конечно, не будет. На фоне риторики правящих кругов в открытую использовать исламофобскую карту будет как-то нелогично. Но ее можно активизировать втемную.

Поэтому я бы хотела напомнить не об Ингушетии, а о наметившееся неком переведении мусульманской темы в этническое поле. В Интернете летом появился ролик с отрезанием голов дагестанцу и таджику. Какое-то непонятное национал-социалистическое общество произвело казнь, это широко обсуждалось в СМИ и в сети.

Запись очень напоминала ролики «Кавказ-Центра». Т.е. как бы нам продемонстрировали ответ, отмщение «колонистам», «оккупантам», мигрантам со стороны местного населения. Так возникают рычаги пугать мусульман жупелом «русского фашизма», а русских националистов подстегивать тем, что, мол, к вам есть серьезные вопросы.

Я думаю, именно эту «фашистскую» тему могут раскрутить. Обывателю будут давать понять, что именно отсюда исходит угроза стабильности и единству российского государства. Это будет более органично смотреться в контексте последних заявлений власти о межконфессиональном мире, толерантности, дружбе с исламским миром. Правящие круги были бы слишком глупыми, если бы они использовали исламофобскую карту в открытую, как было в 99 году.

Возвращаясь к национальной теме, хочу добавить, как русская мусульманка, что нельзя отождествлять русскую культуру, менталитет и Православие. Здесь можно много привести доказательств – от старообрядцев до столпов русской культуры, которые предавались Церковью анафеме.

Сегодня прессинг исламофобов ведется не только против этнических мусульман, о чем мы много говорили. Точно также это касается и русских, да и вообще, новообратившихся последователей Ислама. «Русский мусульман» - в некоторых регионах уже чуть не синоним слова «экстремист». У принимающих Ислам возникают проблемы на работе, в обществе, с силовиками.

А. М. Ну все-таки давайте затронем тему Ингушетии. Есть ли попытки спровоцировать конфликт?

Д. Х. Есть. Один из старших офицеров криминальной милиции раскрыл целый ряд последних громких преступлений, в ходе которых убивались, заметьте, не только русские семьи, но и две ингушские, одна дагестанская, цыганская. Но случилось так, что после того, как он вычислил тех, кто стоит за происходящим, на днях его нашли мертвым у себя дома.

По подозрению в убийстве первой русской семьи в Ингушетии были задержаны два контрактника – русский и осетин. Дальнейшая их судьба неизвестна.

Происходящее – чистейшей воды провокация. Она призвана дискредитировать Ингушетию, Ислам, попутно Зязикова. Реализуется, некий сценарий управляемой напряженности. Аналогично дело обстоит в Дагестане.

В целом, тема Ислама и терроризма требует отдельного обсуждения. Скажу тут только, что есть масса фактов, которые не вводятся в научный оборот, но которые дают все основания говорить, что жупел «терроризма» используется ведущими спецслужбами мира в своих целях.

А. М. А что можно сделать, чтобы остановить этот вал исламофобии в России?

Д. Х. Тут несколько направлений – я пунктирно обозначу. Первое: воспользоваться хотя бы опытом карельского муфтия, который у себя в регионе за считанные годы сумел переломить общественное мнение. Во всяком случае, соцопросы демонстрируют изменение отношения людей к Исламу, к мусульманскому сообществу. Он этого добился через мониторинг выступлений политиков и журналистов, через установление контактов с ними. Сперва убеждением, где надо принуждением, опираясь на закон, он добился своего. Почему бы московским духовным лидерам не воспользоваться этим опытом.

Мы как специалисты, знающие конкретные методы работы в этом направлении, поможет. У себя в РКНК мы эту работу ведем по части мигрантофобии, кавказофобии и т. д. Нашим выводам самое серьезное внимание уделяли и в МВД, и в Прокуратуре.

Втрое: необходима очень плотная работа в той области, которая касается силовых практик на всех уровнях. В центре надо убедить, что метод борьбы с крайними проявлениями по методу «лес рубят – щепки летят» вреден для российского государства. Нужны некие просветительские курсы в академиях и школах МВД, ФСБ об Исламе и 25 млн. мусульманах страны. Соответствующие эксперты есть. Была бы политическая воля только.

На уровне субъектов федерации, особенно на Северном Кавказе, необходимо также выходить на милицейское начальство. Конечно, есть фактор коррупции, есть такое явление, как желание мести, злоба, стереотипы, кроме того, нежелание осваивать новые подходы и чего-то пересматривать. Но все равно работать надо.

Новый подход заключается в следующем. Как мне говорил один полковник МВД, в бытность его работы на Северном Кавказе в лесах прятались порядка 60 подпольщиков. И только два-три из них – это невозвращены, которые твердо убеждены, что только такой путь правилен. Остальные же, по словам полковника, вполне могут вернуться к нормальной жизни.

Неуверенность, страх за свою жизнь, проблемы с «официальным духовенством» толкает их в леса. На них навешивают клеймо. Будучи еще на легальном положении эти ребята постоянно ощущают опасность, что рано или поздно и за ними могут прийти ночью и забрать. Потом родственники толпами ходят из прокуратуры в ФСБ, оттуда в МВД, из милиции к главе республики – ищут или труп, или искалеченного своего парня. Так происходит в Дагестане, в Ингушетии аналогичная картина.

А. М. Добавлю о карельском опыте и в целом о проблеме неадекватности чиновничества. Лет пять-шесть назад в Петрозаводске шла речь о строительстве мечети. Разгорелся большой скандал. Дело дошло чуть ли не до городского референдума. В эти дни вызывают муфтия Карелии Висама Бардвиля в администрацию губернатора. Высокопоставленный местный чиновник объясняет ему, что, мол, не против мечети, но все-таки надо понять, что люди не хотят. Оно и понятно почему, отмечает он: земля эта русская, христианская, мусульман здесь никогда не было, и мечеть никак строить поэтому нельзя. В подтверждение же своих слов чиновник спрашивает Бардвиля: ты вот, мол, откуда родом. Тот говорит, что из Иерусалима. На что сотрудник администрации губернатора на полном серьезе вопрошает: а вот представляешь, что бы было, если бы христиане решили у вас в городе построить церковь. О том, что в Иерусалиме десятки церквей, и, вообще, этот город – центр всего мирового Христианства, ему ничего не известно. Что это исламофобия или пещерное бюрократическое невежество, даже не знаю.

Ахмад, к Вам вопрос. Наверное, есть все-таки и на самом верху, скажем так, не совсем адекватное отношение к Исламу? Не так давно глава ФСБ Патрушев, на мой взгляд, пролил свет на причины «дела Нурси» (т.е. запрета книг выдающегося турецкого богослова начала 20 в.). Он заявил, что турецкие спецслужбы активно работают среди российских мусульман. Их деятельность, реальную или мнимую - не знаю, видимо, решили пресечь посредством запрета литературы. С таким же успехом можно запретить, например, Шекспира или «Гарри Поттера», дабы блокировать влияние британской разведки в нашей стране.

Как Вам кажется, при укреплении вертикали власти, в ходе реализации «плана Путина» такие абсурдные дела будут и дальше появляться или все-таки ситуация выправиться?

А. А. Мне сложно комментировать слова Патрушева: я их не слышал, и не знаю, на что он опирается. Но знаю со слов других представителей его ведомства, что у них внутри отношение к этому делу далеко не однозначное.

Что касается этих дел, которые Вы правильно назвали абсурдными, то в подавляющем числе случаев за ними так или иначе стоят сами же мусульмане. Где-то кто-то захотел устранить личного конкурента по «духовному цеху» и дал «сигнал» «куда следует»; где-то кто-то, когда его спросили, ответил то, что послужило толчком к делу и т. д. Не всегда это бывают представители «духовенства», это могут быть и общественные деятели, приближенные к силовикам, и бизнесмены, и просто этнические мусульмане. Я вижу здесь исламофобию не больше, чем заказ нечистоплотных мусульман против своих же единоверцев.

Это идет на фоне отсутствия желания искренне и серьезно бороться с обсуждаемой нами проблемой. Есть представители элиты, которые понимают вред исламофобии, но никто не собирается ставить это в приоритеты своей деятельности. Поэтому, скорее всего, абсурдные дела будут появляться и дальше. Исламофобия, как и прежде, продолжит набирать ход, разве что с меньшими оборотами.

В этих условиях мы должны выработать логику своего поведения. Мы в очень сложном положении. Исламофобия касается нас лично. Но надо тут понимать, что она провоцируется врагами существующей стабильности, которые хотят прийти к власти, в том числе путем разжигания межнациональных, межконфессиональных конфликтов. И наша логика противодействия исламофобии не должна вписываться в ту стратегию, которую они для нас предопределили. Это очень важно. Надо действовать иначе, но в то же время, защищая свои интересы.

А. М. Возвращаясь к роли «официального духовенства». Фатима, Вы много писали на сей счет...

Ф. Е. Правящие круги с помощью определенных «крышевых» структур пытаются контролировать российскую умму, сдерживая подъем низовых структур, которые, как говорится в Коране, соревновались бы друг с другом в благодеяниях, как это происходит в Лондоне, где, как было ранее замечено, мечетей гораздо больше, чем в Москве.

Отвечая на вопрос, я хотела бы немного вернуться назад. 90-е годы были в каком-то смысле парадоксальными. Тогда возникла почва для размножения антиисламских тенденций, сионистского по преимуществу лобби, которое очень глубоко пустило корни в нашей стране. И как бы мы сейчас не спорили об искреннем или нет отношении того же Путина к мусульманам, в любом случае с произраильскими группами влияния он считается.

Когда в 2006 г. я делала материал по ливанской войне, мне один из ныне хорошо известных тележурналистов с возмущением говорил, что наверху мы слышим осуждающие действия «Израиля» заявления, а все газеты просто пышут исламофобией и поддерживают Телль-Авив. Это действительно было так.

Но, вместе с тем, в 90-е и у мусульман была возможность, воспользовавшись специфической ситуацией, создать некое собственное лобби. Тогда на телевидении шли такие серьезные религиозные программы, как «Минарет» и «Ныне». Сейчас же мы видим только Динару Садретдинову из «Мусульман», которая, при всем к ней лично уважении, улыбаясь рассказывает, грубо говоря, про татарские и узбекские пирожки и кулебяки. Я не имею ничего против, а говорю о том, что масштаб явления, планка очень снизилась.

Но тот момент мы упустили. Это касается и издания литературы, и, самое главное, - создание низовых независимых структур (аналитические и теологические центры, правозащитные организации, общественно-политические объединения и т. д.).

Что касается непосредственно роли «официального духовенства», приведу следующий пример. Мне знакомый правозащитник, не буду называть имени по понятным причинам, рассказал о том, как он сотрудничал с официальными муфтиятскими структурами по одному громкому исламскому делу последнего времени. Однажды он поделился очень важной для защиты информацией с представителями вышеупомянутой структуры. Вскоре он с изумлением обнаружил, что эти данные, о которых была договоренность о неразглашении, буквально через несколько часов стали известны обвинению. Это не может не наводить на определенные размышления.

А. М. Но мы сейчас не будем делать далеко идущих выводов…

Ф. Е. Конечно. Никого обвинять конкретно я не собиралась.

В целом, мне кажется, что сейчас мусульмане должны пытаться использовать бреши в системе, которые еще остаются. Я имею в виду то, кто еще не охвачено, с одной стороны, сионистским лобби, а, с другой, - т.н. «православной общественностью». Таким образом, крайне необходимо, я еще раз отмечу, создавать независимые структуры. Речь не идет о революционных джамаатах, а о вполне легальных теологических, правозащитных и аналитических структурах.

В условиях России это, конечно, очень сложно. Я отдаю себе отчет, что многое из того, что я предлагаю, - это даже где-то утопично, но давайте стараться делать все от нас зависящее, ин ша Аллах.

А. М. Орхан, что Вы думаете, по поводу идеи ввести некое регулирование использования исламских терминов в СМИ. Мы, Ислам.Ру, говорили об этом 4 года назад, проводили круглый стол на данную тему. У России ведется речь на сей счет сейчас, а в Евросоюзе на это уже пошли. Там есть определенные ограничения на использование терминов «шахид», «исламский террорист», «фундаменталист» и т. д.

О. Д. Это все находится в русле т. н. политкорректности, цензуры языка. Наша дискуссия о противодействии исламофобии началась с карельского примера, а я, между прочем, напомню, что там была Кондопога.

Проблема ведь не в том, что кто-то из чиновников допускает какие-то высказывания. Чиновники могут быть идеально корректны. Главное, как явление проявляется на практике. А исламофобия уже разлита в обществе. У нас, конечно, не все являются исламофобами, но имеются антимусульманские настроения в обществе разной степени интенсивности.

Могут ли на решение проблемы повлиять представители «официального духовенства»? Думаю, что надеется на это – наивно. Ахмад, прекрасно вспомнил о том, как некоторые из них решают собственные вопросы, участвуя в различных исламофобских проектах.

Более того, добавлю к разговору о том, что мусульмане сами кого-то оговаривали: спрос был на оговор. Всегда найдется тот, кто оговорит, а спрос на это создавали немусульмане.

Теперь о брешах. На мой взгляд, таковых остается все меньше. Я начинал с того, что нынешняя форма исламофобии не есть вещь в себе, она является частью большого, финансируемого, получающего оргподдержку т. н. русского национального проекта. В связи с этим бороться нужно со всем явлением вкупе. Делать это нужно методами интернационализма.

Мусульмане не должны бегать по улицам и кричать: «Научитесь уважать Ислам», «Доколе тут у нас будет исламофобия», «Сколько можно нас оскорблять?» и проч. Нужно повышать ставки, переводить на что-то более крупное. Интернационализм – это то, в рамках чего можно бороться и с исламофобией, и с ксенофобией в целом.

Однако есть и сложности. Интернационализм не бывает сам по себе. Он существует под какие-то очень большие глобальные проекты.

Ислам, конечно, сам по себе интернационален. Наш Пророк (мир ему и благословение) говорил об умме Мухаммада, а не об арабах, чеченцах или китайцах. Совершенно понятно, что с этой позиции мы здесь и сейчас не можем бороться.

Но у нас есть пример т. н. пролетарского интернационализма. К сожалению, идеология, под которую он создавался, изжита, исчерпана и более не существует. И непонятно, под что можно подверстать интернационализм и бороться с ксенофобией всех видов. Это большая проблема.

Но если мы будем это делать не под большой проект, то получиться не интернационализм, а денацификация России. Начнется запрессовка русских, просто за то, что они русские. Вот, не любите вы других, – ну, и получайте. Так не пойдет. Германия прошла через это – ничего хорошо не было.

Необходимо создавать такие общественные настроения, когда, входя в любые партии в регионах, мусульмане должны обязывать их руководство продвигать какие-то интернационалистские программы. Как может существовать, например, в Татарстане или на Северном Кавказе список той партии, которая четко не заявляет о готовности бороться с исламофобией и ксенофобией вообще.

А. М. Напомню, что сегодня ни одна партия ничего близкого к необходимости борьбы с исламофобией не заявляет...

О. Д. Да. Я, например, абсолютно уверен, что Патрушев не является никаким исламофобом. Он совершенно холодно и спокойно относится к этой теме. Для него процесс над «нурсистами» – это обрубание неких каналов, по которым может проводиться турецкое влияние. Так, кстати, в начале века боролись с джадидистами. В ФСБ решают очень конкретные задачи. Сейчас доказательств, что люди шпионят, нет, но теоретически потенциально это возможно, ну, и обрубают все это на всякий случай. Ездит кто-то в Турцию, какие-то контакты, снять все это с повестки дня, что называется, от греха подальше.

Поэтому я не верю в увещевания, в воспитательные методы. Только давление, только жесткая позиция в законных рамках может заставить наших оппонентов идти на компромисс. Давайте выставим задачу: до тех пор, пока партии не включат в свои программы блоки по интернационализму, блоки по борьбе с исламофобией, работать на бойкот выборов в регионах.

Да, мы не можем создать исламскую партию, мы не можем создать, условно говоря, партию нерусских. Но у нас есть другие методы отстаивать свои интересы.

А. М. На днях в Кордове прошла международная конференция под эгидой ОБСЕ по противодействию исламофобии. Деньга Шахрутдинович, как Вам кажется, поворот части западной элиты к этой теме, чем чреват для России? Будет ли по этой линии на нее оказано давление из Брюсселя? Как фактор исламофобии может быть использован в игре с Кремлем?

Д. Х. Европа в целом демонстрирует больше терпимости к правам меньшинств, в том числе мусульманским, чем Россия. Но там серьезным образом растет ксенофобия, исламофобия. В этой связи Европа пытается вырулить ситуацию, чтобы сохранить стабильность в обществе. И может со временем стать так, что ЕС будет уже указывать Москве, как ей обращаться с мусульманами внутри страны.

О. Д. На самом деле, это очень сложная вещь. Если быть честными, надо признать, что в Европе исламофобские настроения, конечно, растут. Это показали последние выборы в Швейцарии, где победили крайне правые радикалы. Такие процессы наблюдаются по всей Европе. В них больше, чем просто исламофобия, - это, конечно, антииимигрантская программа, и даже более – антиевросоюзовская тенденция. Но в рамках всего этого антиисламская тема стоит очень четко. Единственное, что смягчает ситуацию – это политическая традиция толерантности Европы.

К сожалению, в России такой традиции нет, а тенденция есть. У нас, вообще, совершенно другая ситуация. Россия существовала как империя, у которой были колонии – Кавказ, Средняя Азия, фактически Татарстан и др. – после 1917 г. взяла и совершила совершенно невообразимую вещь – заявила: а мы даем гражданство всем жителям колоний. А какая проблема была в той же Франции по поводу дачи гражданства алжирцам! В результате Россия превратилась из классической империи в очень масштабный проект. С внутренними противоречиями, но это была держава, которая реально конкурировала за звание № 1 в мире. Однако, только сбросив «обузу», избавившись от, в первую очередь, азиатских, «придатков», как говорили здесь, резко упал статус государства.

Сейчас националисты говорят нам, что на это надо было идти в любом случае, ценность, отмечают они, русской цивилизации выше, приводятся данные демографии, но мы понимаем, что для России государственническая традиция неизмеримо больше этнических соображений.

Поэтому, если сейчас мы даем развиваться исламофобским, ксенофобским настроениям, то рано или поздно произойдет новый сброс. Сегодня Россия еще худо-бедно - одна из ключевых держав Евразии, но случись еще одно «сбрасывание балласта» в виде окраин, то статус еще более понизиться. Россия может стать Грузией, Белоруссией, Пакистаном. Может, даже неплохой страной, но... статус! Государственничество страдает!

Дать выход из этой ситуации может союз государственников с интернационалистами. Совершенно понятно в этой связи, что проект русского национализма должен быть свернут, ему должна быть прекращена поддержка, ему должны быть непредоставляемы ресурсы. Более того, в отношении него должна возникнуть некая репрессивная программа. Я не имею в виду, что людей надо хвать и в гулаг, но оказать некое давление придется.

Ведь это уже вышло из под контроля. Не все так просто теперь. Взять и отправить бумажку уже мало, надо запускать какие-то умеренные репрессивные механизмы. Сделать это следует российским государственникам как первым, кто в этом заинтересован.

А. М. Завершая, предлагаю каждому коротко высказаться и резюмировать сегодняшнее обсуждение. Деньга Шахрутдинович, начнем с Вас.

Д. Х. Орхан поднял планку очень высоко. Это отдельная тема. Затрагивается сценарий западной глобализации для России и неадекватная реакция на него русских патриотов. Они увидели спасение в этническом замыкании, в конфессиональной обособленности, в национализме. А это ведет, действительно, к сбрасыванию как балласта этнических и конфессиональных меньшинств.

Что касается идеи интернационализма, то, когда глобальной олигархией ведется широкомасштабное наступление, используются силы НАТО, США, этническое замыкание, узкий национализм, заранее обрекает свои страны на поражение. Европа уже прошла тот этап, когда в качестве реакции на первый этап либеральной глобализации, англо-саксонского глобального проекта после Мировой войны 1914-1918 гг. по континенту прокатилась фашистская волна. Сейчас Европа и Россия опять заходят в ту же реку. История, к сожалению, учит только тому, что ничему не учит.

Но в условиях давления транснационального спрута можно защитить свои права, свою идентичность, только объединившись на интернациональной базе. Ислам здесь как религия, как мировоззрение, как образ жизни, как ничто другое, вписывается в такую консолидацию.

Русским националистам, православным активистам надо четко доказать, что их путь гибелен для России. Наша страна может выжить только в таком интернациональном союзе.

А. М. Ахмад, Вы, что хотели бы еще добавить?

А. А. Обобщая, я хотел бы сказать относительно европейского опыта. На мой взгляд, там, если посмотреть историю, традиции исламофобии более прочны, чем традиции толерантности. Последней всего-то порядка ста лет, и то от нее уже потихоньку избавляются. Я был свидетелем того, как лидеры умеренных исламских организаций Европы, полушутя, говорили, что вполне возможно, что в будущем им придется искать убежище в России.

Как мы можем попробовать решить у себя проблему исламофобии, учитывая ограниченность ресурсов и разобщенность? Думаю, надо брать пример с таких организаций, как Совет по американо-исламским отношениям. Она накопила прекрасный опыт. Буквально с нуля организация превратилась в мощную лоббистскую структуру.

Нам очень не хватает своей российской исламской правозащитной организации. Мы вынуждены постоянно обращаться к учреждениям со стороны. Они не сильнее, не лучше, чем наши ребята-юристы. Однако не хватает инициативного начала, чтобы их объединить.

Часто в регионах люди, которые сталкиваются с исламофобией, против которых заводятся дела, не знают, как себя вести, допускают глупые ошибки. После этого исправить их положение очень сложно.

Я также убежден, что проблема исламофобии в России порождена и развивалась через СМИ. Поэтому без них ликвидировать ее не удастся. Нам надо думать о создании серьезного медиа-ресурса. Но, к сожалению, деятельность существующих ныне исламских организаций пока в данной сфере дает слабый эффект. Их усилия не направлены на все российское общество, они ни на него никак не влияют. Именно в этой области надо что-то менять.

А. М. Фатима, Вам слово.

Ф. Е. Я резюмирую по нескольким пунктам. Насчет европейской толерантности я много наслышана от русских мусульман, которые находятся в Лондоне. Внешне терпимость там очень хорошо выражена – на каждом углу халяльная забегаловка, женщина в хиджабе без проблем может устроиться на работу, без проблем вам дадут помолиться в примерочной в каком-нибудь крутом магазине и проч. Но это лишь фасадный елей.

Пример Швеции. Там работодатель не имеет права отказать женщине в хиджабе, что при уважении шведов к закону до умопомрачения гарантирует ей получение места. Такая же ситуация в Норвегии. У меня там есть знакомая семья чеченских беженцев, у которых в Грозном разбомбили дом. Они соблюдающие мусульмане и зарабатывают весьма прилично по европейским меркам.

Но при этом там публикуют карикатуры на Пророка (мир ему). Нам дают понять: мы принимаем вас в хиджабе, а вы принимайте наши карикатуры. Вы учитывайте наши пожелания, а мы - ваши.

В общем, не все так просто с Европой. Но, с другой стороны, я хотела бы не согласиться с Ахмадом в том, что исламские правозащитные организации у нас должны быть доморощенные. Если мы возьмем Amnesty International или Human Rights Watch, что мне больше знакомо по личному опыту общения, то туда сегодня проникают мусульмане, получившие качественное исламское образование. Это не сторонники европейской «либерастии-толерастии», а люди глубоко исламски мотивированные.

Если возникнет какая-то доморощенная структура, она рано или поздно окажется «под колпаком». Тут очень важен контакт с международными организациями, которые в случае чего могут оказать поддержку.

О. Д. Скажем так: правозащитная деятельность – это западная традиция. Западные правозащитники поддерживаются государством, и оно пользуется плодами их труда для оказания давления на своих недругов. На ту же Россию всегда можно воздействовать, прикрываясь тем, что, мол, у вас с правами человека там не все в порядке.

С исламской правозащитной деятельностью все намного сложнее. Такой традиции нет. И, скажем, малазийский премьер, конечно же, предпочтет самолеты, чем броситься оказывать давление на Москву по поводу прав мусульман.

Ф. Е. Я еще хотела бы добавить по поводу того, что нельзя подменять проблему исламофобии неприязнью к каким-то конкретным народам. Кроме того, с моей личной точки зрения, т.н. русский национальный проект, о котором мы сегодня говорили, является фикцией.

Это некая мобилизующая идейка, наподобие реанимации советского гимна в угоду пенсионерам и ностальгирующим по Союзу. А значит, бороться с ним мусульманам – это ловушка, т.к. власть не является русско и национально ориентированной. Таким образом уходить с исламской платформы на национальную очень опасно и неперспективно, я думаю.

С исламофобией надо бороться путем повышения уровня сознательности российских мусульман во всех сферах. Братья и сестры, возвращающиеся на родину после учебы или проживания из-за границы, будь то из Лондона или из Тегерана, все говорят об одном – о маргинальности российской уммы как явления. Необходимо создание аналитических и теологических центров, что, с одной стороны, для власти не представляется угрозой, а, с другой, - очень эффективно работает на рост самосознания приверженцев Ислама в нашей стране.

Понимая логику таухида, мы будем реже попадать в разные ловушки – громкие заявления, видеоролики, национализм и т. д. Мы часто поддаемся на эти «развоки». Т.к. для нас исламские приоритеты зачастую не являются доминирующими – это касается религиозных, общественных, политических деятелей, разного калибра, ярких и не очень, журналистов, публицистов, как старого поколения, так и молодых, новообратившихся и этнических мусульман.

А. М. Заключая, я тоже от себя добавлю, что, наверное, исламофобия будет всегда. Всегда найдутся люди, которым по тем или иным причинам не нравится мусульманская религия. Это где-то естественное явление. Озабоченность же вызывает всплески исламофобии, такие, как мы видим сегодня в мире, и в России в частности.

Единственная возможность, я думаю, решить эту проблему, сбить ее накал заключается в том, о чем мы сегодня много говорили, - это консолидация на базе отстаивания своих интересов, это освоение современных эффективных механизмов и технологий социальной, гражданской и политической работы. Только тогда мы сможем донести до общества, до элиты, что исламофобия является одним из важнейших вызовов национальной безопасности России.